Привет!
На связи Саша Лаврова, руководитель направления коммуникаций фонда «Вера».
В конце марта солнце в Москве было почти что летнее, яркое, и я ехала в третьему транспортному в районе Рижской, шарила вслепую рукой в бардачке — искала, не валяются ли там какие-то забытые в том году солнечные очки. Очки не нашлись, но скоро свои очки дала мне подруга — через 8 минут я забрала у метро «Динамо» коллег, мы впятером уселись в машину — с кофе, плюшками и орешками — и поехали в хоспис «Куркино». Нас ждала координатор Мира — мы договорились заранее, что приедем в гости компанией сотрудников фонда, чтобы смыть с окон новогодние росписи с оленями и снежинками, на месте которых потом волонтеры-художники нарисуют что-то новое — весеннее. У нас в фонде есть правило — раз в месяц каждый из нас может потратить один рабочий день на волонтерство. Думаю, это очень правильно, потому что в хосписе всегда так здорово видно, ради чего мы работаем. А еще, конечно, мало что сравнится с удовольствием от того, как вот ты приехал, с кем-то поговорил, кому-то улыбнулся, кому-то подушку поправил, по пути оставил коробку зефира на посту медсестер, а потом пил чай с Мирой, выбирая пакетик из большой коробки с разными вкусами — такие, знаете, есть подарочные наборы.
В одной из палат, где я мыла окна, была Ольга Васильевна, ей 88 лет, она плохо видит и слышит. Меня предупредили, что говорить надо громко и четко.
— Ольга Васильевна, я сейчас буду мыть окно. Не помешаю?
— Хорошо, хорошо, открывай! Весна! — отвечает Ольга Васильевна.
— Мы вас сейчас укроем пледом, но если будет холодно, скажите, хорошо?
— Нормально будет! А принесешь потом чаю, дочка?
Я иду за чаем, мы же живем «без потом», встречаю волонтера Иру, она говорит, что сделает, потому что знает, где чашка-непроливайка для Ольги Васильевны, и что как раз чайник уже немного остыл — чтобы она не обожглась. Мы приходим вместе, Ира поит чаем Ольгу Васильевну, а я смываю с окна снеговика, нарисованного белым маркером. Про себя думаю, что я как Гринч, который похитил Рождество. Но что-то новое придет на место смытого с окна новогоднего настроения. Мне пора уходить, Ольга Васильевна задремала, и я не хочу ее будить. Но она открывает глаза и вдруг говорит то ли мне, а то ли просто:
— Мне теперь видно весну. Хорошо!
Я думаю, если попытаться куда-то встроить волонтерство в своей жизни, какую-то попробовать присвоить ему категорию, то волонтерство — это моя религия. Не буду лукавить: конечно, я далеко не каждый месяц сейчас выезжаю в хоспис волонтером. Когда приходишь на работу в НКО, то волонтерства всегда становится меньше в жизни, потому что в жизни нужен баланс, и не могут быть все-все-все интересы в одной плоскости — а то выгоришь. Но это все еще, конечно, важная часть моей жизни. Я много лет была волонтером в домах престарелых — вместе с фондом «Старость в радость». Мы с друзьями и коллегами из банка собирали подарки к праздникам и колесили с концертами по Подмосковью. Я еще я была «внучкой по переписке» одной бабушки — она жила в доме престарелых в Тверской области, и я отправила очередную пачку открыток разным бабушкам на 8 марта (адреса дали в фонде), а она взяла и написала письмо в ответ. И мы стали переписываться. Я отправляла ей фотографии и посылки с диабетическими сладостями (как вы уже догадались, у нее был диабет), однажды на Новый год приехала проведать ее, у меня есть одна дурацкая фотография с ней - кто-то наспех щелкнул нас на фоне ковра, но я ее люблю, фотографию эту. На память о нашей дружбе у меня осталась большая пачка писем — штук 100, наверное. Обычно такие пачки писем показывают в фильмах, когда вскрывается какой-то семейный секрет — и тут кто-то находит какую-то такую переписку. В нашей переписке таких откровений нет — просто тихие будни, что-то вроде дневника. Весной 2022 года ее не стало, она ушла тихо, во сне, мы в последний год созванивались часто (она купила кнопочный телефон, потому что ей хотелось со мной говорить, и прислала номер), говорили за неделю до ее смерти, она звонила поздравить меня с 9 мая. Уверена, что жизнь человека длится в памяти других, и я рада, что вместе с моими родными и очень любимыми бабушками и авантюристом дедушкой — всех тех, кого уже нет, но о ком я помню — в моем сердце есть еще память о Людмиле Москвиной. Теперь и вы знаете о ней, а она говорила, что у нее никого нет.
Моя история волонтерства разная — с разными фондами, и с разными правилами. Где-то возможно личное сближение и контакт один на один, а где-то нет. Я всегда к этим правилам внимательна, их придумали совсем не случайно. И, так как волонтерство, это такая большая часть моей жизни, то иногда оно расцветает совсем уж в неожиданных местах моей жизни. Когда я работала в банке, однажды нам написала одна пожилая женщина из Иркутска, которую, если говорить в общем, все бесило. Она ничего не просила, просто написала, что Москва — город-государство, а регионы живут очень плохо и бедно. Мы переписываемся уже 7 лет, и, как вы догадываетесь, история Валентины — тоже бесконечная история, но я расскажу ее как-нибудь в другой раз, если будет интересно.

Я думаю, что все мои истории — равно как и ваши — о том, что любовь и правда никогда не перестает. Что в волонтерстве есть место и чудесам, и тихим будням.
Думаю, что каждый из вас добавляет в мир любви, а только это и дает надежду, что этот мир можно если не починить, то хотя бы попробовать. Ведь если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь. Так и и с миром: будем и дальше пробовать ему помочь — все вместе.